Любовь Алексеевна Бабенкова (1904 – 1978), выйдя замуж, Лукьянова, затем опять Бабенкова. На фотографии она, наверное, с Лукьяновым Николаем, судя по отчеству моей матери. Запомнилось по рассказам, что Николай, как наследник, владел до революции чем-то вроде поместья. По национальности он был вроде бы мариец. После революции, или чуть позже, наверняка позже, сориентировался и стал председателем колхоза на этой территории. Был у мамы брат, Коленька, который умер лет десяти. Николай был ходок. Баба Люба не вытерпела и ушла от него с дочкой. Жили по квартирам. Мама невесело вспоминала это время, естественно, где-то обвиняя в этом свою мать.
На этой фотографии мать бабы Любы с ее тетей. По рассказам бабы Любы, они жили на хуторе. Отец был лесничим.
Не знаю с кем моя бабуля на этой фотографии. Но, когда она заставляла меня мыть полы в квартире в Рабочем, я, ползая с тряпкой по полу, выкрикивал сквозь слезы: бабка-ляпка, мамка-лямка. Причем здесь мамаша, наверное, чтобы посильнее задеть бабу. Это воспоминание рождает угрызение совести за детскую неблагодарность. Бабуля привила мне уважение к чистоте. Никогда не забуду, как она усыпляла меня, путешествуя по моему уху своим пальцем, при этом рассказывая, что кто-то встречает горы, леса, впадины. А еще запомнилась ее тюря. Сегодня не соглашусь есть ее и за деньги, но тогда мы балдели. Граненый стакан заполняли кусочками черного хлеба, посыпали сахаром и заливали кипятком. Жуть.
Эта фотография бабы Любы в песочнице около нашего дома в Рабочем. Как-то, из-за разногласий с зятем и дочерью, ей ударило в голову поехать к своей сестре в Казань, или Юрино, неважно. Дело закончилось тем, что после нескольких лет странствий и инсульта, отец и мать привезли ее обратно в Иркутск, уже на Байкальскую. Вспоминаю ее рассказ, как я с рыжим перетаскивал гроб с ней через ее кровать. Не дай нам так заболеть.
Баба Валя
Козьминых Валентина Федоровна (1904 – 1980), до второго замужества Ступенкова, в девичестве Кольцова.
Владилен Васильевич, мой отец, старший сын, родился в 1925, чем и объясняется его имя.
Мой родной дед, которого я никогда не видел, но слышал некоторые рассказы о нем. Ступенков Василий, кажется, Алексеевич. Год рождения и смерти его мне не известны. В тридцатые годы работал редактором газеты на Турксибе.
На этой фотографии — вылитый отец, вплоть до папиросы.
За тридцать седьмые годы по навету был посажен. Однажды в пересыльной тюрьме один из его бывших сослуживцев, умирая от чахотки, сознался в навете на Василия. Деда освободили после того, как сокамерники умирающего составили протокол с подписями. Это случилось во время войны. Деда направили на восстановление Риги.
Баба Валя, жена врага народа, хлебнула сполна, а тогда у нее было уже два сына. Отец — тоже, случалось ему ругаться, мягко говоря, с соседями. Пришлось бабе Вале, чтобы как-то трудоустроиться, развестись.
Отца во время войны вывезли по «Дороге Жизни», через Ладогу. В неполных 18 лет взяли в армию в 43-м. Дальнобойщик, София, Будапешт, Вена.
Улыбнулось бабе Вале счастье в связи с замужеством на Александре Иосифовиче Козьминых. Родили они сына – Геннадия.
МАМА
Моя мать, Роза Николаевна (1927 – 2015), при крещении названная Ларисой, но баба Люба в документах записала ее Розой. Ассоциации с фильмом “Собачье сердце”, но бабуля была беспартийной и не очень-то верующей.
ТУЛУН
Тулун, Иркутской области – место моего рождения. Сюда были распределены мои отец и мать после окончания Казанского Механико-технологического техникума в 1953 году.
Распределены они были как семейная пара. По воспоминаниям мамы, один трагикомический эпизод ухаживания отца. Пришел он к ней в общежитие с подарком, портретом Гоголя. А носы, у всех троих, были больше среднего.
На этом все про Тулун, потому что, когда мне еще не было года, мы переехали в Иркутск.
ИРКУТСК
Мать начинает работать мастером на сапоговаляльной фабрике (как помню, поначалу, она называлась пимокатной), рядом с Центральным рынком. Впоследствии, мама стала главным инженером, затем директором, правда, ненадолго. Считаю большим ее достижением “катание шариков”, правда, это было после 1967 года, мы переехали на Байкальскую в ноябре 1967 года, перед 50-летием Октября. Иркутскому аэропорту потребовались клапаны для авиадвигателей. У главного инженера сапоговаляльной фабрики зарплата была как у всех административных работников, стахановский метод не работает, что вынудило маму заняться халтурой, подработкой в нерабочее время. Для руководящего состава, особенно партийного, а как будто был другой, это было, негласно конечно, запрещено. После ряда неудачных экспериментов, мать, техник-технолог фетро-валяльного производства, вышла на успешную методику. Зимними вечерами, оставаясь в цеху, мама и главный экономист, тетя Надя, катали шарики. Бракованными, где выделялся шов или было небольшое смещение полушарий, мы играли в хоккей. Естественно, кто-то настучал и дело закончилось выговором по партийной линии. Но это было замечательно, на мой взгляд.
В обеденный перерыв
С тетей Надей
Рядом с директором Занько (с костылями)
Еще, в связи с сапоговаляльной фабрикой. Когда я подрабатывал на МТС, пришла новая операторша, которая, как-то, стала рассказывать про свою мать. Мол, директорша у них, на сапоговаляльной фабрике, летает в Москву, только ради того, чтобы попить кофе. Кто не знает, вызовы на ковер, или по пустякам с периферии в центр были обычной практикой. 5000 километров на самолете в один конец, командировочные, гостиница, не знаю за чьи деньги, центра или периферии. Сэкономив из двух с половиной рублей командировочных, съев за день пару пирожков с кофе, мать умудрялась еще привезти мне с сестрой какую-то одежку.
Отец начал работать на обувной фирме “Ангара” мастером, потом стал начальником электроцеха. Затем занимал должность главного энергетика до увольнения по болезни. Опять же о подработке, это было году этак в 1969-ом. Папа решил подхалтурить, но по мелочам. Взял наряд на проверку кабеля, нужно было выкопать несколько штук ямок глубиной сантиметров 40. Взял меня с собой, лопату, лом. Показывает место, я копаю. Кажется, добрались мы до кабеля в нескольких точках. Самое смешное, идет нам навстречу Игорь Семенович, директор его фирмы. – Здравствуйте, Владилен Васильевич. Папаша смутился, но все объяснил тем, что нанял молодого парня.
От фирмы дали комнату в общежитии на Депутатской.
Возле общежития
В нашей комнате
Это было дошкольное время. В садик не ходил, была бабушка (мы говорили, баба) Любовь Алексеевна, мамина мама. Жили в маленькой комнате впятером, через два года после меня родилась сестра, Людмила. Из тех времен мне запомнился всего один эпизод. Рядом с общагой была усадьба, за забором, в которой жил мальчишка примерно одного со мной возраста. Играю с нашими, общежитскими. Этот мальчик из усадьбы оторвал меня от компании, подкупив алюминиевой эмблемой танка, которая крепилась куда-то на погоны или петлицы. Но, это было предательством своих. А про это мне рассказывали уже в зрелом возрасте, чего я вообще не помню. Баба заперла меня в комнате на ключ и пошла на кухню. Когда вернулась, увидела, что я стою перед открытой дверью в коридоре с какой-то железякой в руках.
Переехали в предместье Рабочее, Слюдянская, 3, в двухкомнатную квартиру в двухэтажном 8-квартирном доме. Кухня с печкой, но есть канализация. Почему-то большой коридор. Через какое-то время печку заменили на газовую плиту. Речка Ушаковка, роща, кинотеатр “Родина”, случайно случившиеся большое ровное поле, годное для игры в футбол, рядом с которым склад бетонных труб, новостройки 8-квартирных деревянных домов, строящаяся трамвайная линия (помню заглавие из газеты: “Трамвай пойдет в Рабочее”), рядом почти дикий лес (конечно, вычищенный туристскими кострами), а выше по Ушаковке гнездятся утки и водится хариус (хотя его ловили и в низовьях), стадион “ДИНАМО”, 66-я средняя школа.
ВОСПОМИНАНИЕ ПЕРВОЕ – ПРО ЗАЙЧИКА
Привезла мне мама из командировки из Москвы костюмчик, а сестре – платье. Нарядились. Пригласили девочек наших друзей Будаевых (квартиры были рядом, дядя Петя работал с моим отцом, был главным технологом), Таню и Надю. Девчонки говорят, что уже пойдут домой. Но, как же костюмчик? – Давайте поиграем в зайчика. – Это как? – Попрыгаем. И маленький дурень, уже влюбленный в костюмчик, попрыгал. Помню, что никто не купился.
ВОСПОМИНАНИЕ ВТОРОЕ – ПРО ВЕЛОСИПЕД “ШКОЛЬНИК” И ГОРОХ
Купили мне велосипед “Школьник”. Долго у меня не получалось поехать на нем. Ребята постарше предлагают съездить на колхозное поле за горохом. Предлагают потому, что для одного нет велика. Парнишка довез меня на раме моего велика до поля и обратно. Набрали стручков, как учили, за пазуху. Мои партейные родители сказали, чтобы я отнес все назад. Я завернул стручки в газету и демонстративно выкинул в форточку. Позже со слезами на глазах (вряд ли долго обсыхали, а вы любите свежий горох), сожрал весь горох, сидя на завалинке дома прямо под окнами нашей квартиры. Целый вечер катался на Будаевском мелком велике, стараясь не касаться земли ногами. Наутро, освоил “Школьник”. Через несколько лет пошли мы с отцом на барахолку, чтобы поменять “Школьник” на полувзрослый. Нормальный полувзрослый, не такой красивый, как мой “Школьник”, но крепкий.
ВОСПОМИНАНИЕ ТРЕТЬЕ – ПРО МОЮ ПЕРВУЮ УЧИТЕЛЬНИЦУ
Моей первой учительницей была Надежда Тихоновна. Конечно, она была замечательная, потому что ничего негативного не связано с ней в моей памяти. Учила она нас четыре года, до 5-го класса. Но, за эти четыре года произошли некоторые события, которые запомнились. Эпизод первый. Холодная зима, топаю по шпалам строящейся трамвайной линии к школе. Захожу в класс, раскладываю газету “Правда” на парте, достаю из мешочка чернильницу и устанавливаю ее в положенное углубление. Ручку, учебники. Я – один. Мои родители профукали объявление, что детям в этот день не надо ходить в школу (очень низкая температура на улице). Входит Надежда Тихоновна. – Ну что, Игорь, мы одни, а тебе дали на буфет? – Да (20 копеек). – Ну пошли. Надежда Тихоновна что-то выбрала, моя очередь. – Язык и стакан пива. – Мальчик, а у нас пива нет. – Ну, тогда то, что есть (надо было сказать напиток). Я бы не запомнил, но эту историю рассказала Надежда Тихоновна на родительском собрании, а потом ее не один раз поминали мои родичи, якобы я их представил в невыгодном свете, хотя со смехом.
Благодаря тому, что мне купили фотоаппарат ФЭД-4 (марка расшифровывается как Феликс Эдмундович Дзержинский), вспоминаю по фотографии, как Надежда Тихоновна водила нас в поход вверх по Ушаковке. При этом припоминаю прискорбный случай для моего ФЭДа. Маньков, был у нас такой соученик, стоит посреди протоки и размахивает, чем бы вы думали, колпачком от объектива. Запустил, не нашли. Всегда, я уверен, вчерашние потери кажутся такими незначительными по сравнению с нынешними. Привыкаем. И это, на мой взгляд, правильно. А тот серебристый колпачок, с бархоткой, заменили на пластмассовый. Без проблем.
Немного все перепуталось, наверное, последняя фотография после 4 класса, и случай с крышкой произошел в этот раз. Но на предыдущей — Надежда Тихоновна.
ВОСПОМИНАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ – ПРО ФУТБОЛ, ТРУБЫ И НОВОСТРОЙКИ
Всегда любил играть в футбол, но техника так и осталась слабой. Смутно вспоминаю, как мы играли в футбол на этом каменистом, поросшем отдельными островками травы поле, но уверен, что порой играли по 4-7 часов подряд. То ли после (вряд ли), то ли вместо (более справедливо) играли во что-то, прыгая по большим бетонным трубам, стоящим вертикально рядом с полем. Смутно. Зато помню четко, что мы играли в пятнашки на новострое остовов деревянных домов, типа моего. Чтобы не проколоться, нельзя было наступать на голую землю. Под ногами всегда должна была быть деревянная прослойка.
ВОСПОМИНАНИЕ ПЯТОЕ – ПРО ТРАВМЫ
Опаздывая в школу, бегу по шпалам строившейся трамвайной линии. Запинаюсь, и ниже нижней губы натыкаюсь на край шпалы. Дыра насквозь, до зубов. Зашили, но небольшой след остался на всю жизнь. Я не буду искать прецедентов в нете, но в нашем околотке была такая система: за каждой квартирой была закреплена кладовка. Вот стоят по улице Слюдянской четыре дома, перед ними, метров за 50, сколько-то шеренг деревянных одноэтажных кладовок (по памяти, около 15 в ряд). В одной из кладовок, летом, собрались мальчишки. Были две карточные колоды. Старшие играли между собой, знали правила, а мы кидали карты и, наперебой, кричали, что я выиграл. Так вот, рядом с одной из этих кладовок, в будке, содержалась собака, овчарка. Никогда, ни у кого, по-моему, не возникало желания с ней познакомиться. Вдруг, младшая хозяйка этой собаки (лет 15-ти) говорит, что не бойтесь, она очень добрая. Хозяйка, перевернув свой велосипед вверх колесами, что-то усиленно ремонтирует. Нас собралось пацанов этак пять. Все не боятся, гладят собаку. Щука, мой друг, говорит мне, что надо проверить собачку на вшивость (говорю сегодняшними словами). Я держу шланг от мотоциклетного насоса, а Щука качает. Загнали собаку в будку, мало, сжалась у задней стенки, мало. В результате зарычала, оскалилась и вырвала клок около локтя левой руки и надкусила жопу, когда я убегал. Больно, но собака действовала инстинктивно, а мы – козлы. Баба Люба залила все это дело зеленкой и отвела в больницу. Если бы не зеленка, рану около локтя зашили бы, а так заживление заняло больше времени и остался широкий шрам.
ВОСПОМИНАНИЕ ШЕСТОЕ – ПРО МОЕГО ДРУГА СЕРГЕЯ ЩУКИНА
Почему мы с ним сошлись – не знаю. Я – маленький (был тогда, а максимум – 180 см), он – большой. Серега ввел меня в тайное общество (из двух человек), которое предполагало что-то про Бразилию и Дрейка — начитались. Собирались в уютном подвале одного из домов на правой стороне строившейся трамвайной линии, где и жил Сергей. Наш шеф, на несколько лет старше, обустроил этот подвал, обклеив неплохими романтичными картинками. Хрен знает о чем мы п……. Но это нам нравилось. Обычно, бабки следят за путями передвижения муравьев. Нас вычислили, какого, ни музыки, тишина. Собираемся, а люк забит гвоздями. Спокойно, подняли люк, обрезали гвозди, оставив шляпки. Правда, вскоре на этом общество закончилось, немного повзрослели.
Помню, как нас принимали в пионеры около памятника Ленина на улице Ленина, точнее, что было потом. После торжественной части мы с Серегой перешли улицу и постреляли в тире из воздушек. Затем поехали на пристань «Ракета», где работала Серегина мама, и рядом с которой потом стояла наша лодка. Серегина мама устроила нам поездки на «Ракете» и катере. Точно не помню кого, но после этих заплывов кого-то сильно тошнило.
Как-то добыли цилиндр из магния с авиационной свалки. Магний плюс марганцовка, поджег – вспышка. Табуретка на боку, тиски с зажатым кусочком магния. Напильником пилю на газету. Баба: — хулиган, че ты здесь мусоришь. Точно не помню, возможно, 50/50, смешиваем, плотно завертываем в бумагу, затягиваем нитками, посредине пакетика прокалываем дырочку, подставляем две спички головкой к отверстию, чиркаем по коробку, отбрасывая пакетик. Вспышка не опаснее, чем нынешние фейерверки, но сделанная своими руками. Правда, надо соблюдать меры предосторожности. Зима, я и Серега между двумя рядами кладовок. Я запускаю пакет, который падает на заснеженную крышу одной из кладовок. Тишина. Ждем секунд десять. Серега говорит, что жалко терять актив, я сейчас верну пакетик, подсади. Только Сережина голова поднялась над уровнем крыши, произошел взрыв. Последствием были только очищаемые крапинки на его лице, но их было довольно много.
Поссорился я с Серегой. Получил от него по морде. Кто виноват? Через несколько дней мой отец собрался на охоту. Я предложил Сереге поучаствовать. Он согласился. Километра три от дома, вверх по Ушаковке. Уток нет, но можно пострелять из двустволки. Отец разрешил Сергею стрелять стоя, определив его массу достаточной, а мне только лежа. Негласное примирение.
Пересечение. Я уже жил на Байкальской, когда на мой день рождения приехал Сергей. Мы катались на подаренном мне родителями новом взрослом велосипеде. В моей новой 39-й школе появился новый друг – Сашка. Сергей: — А не набить ли ему морду. Саша: — Что это за фраер? Ничья, по крайней мере, с моей стороны.
ВОСПОМИНАНИЕ СЕДЬМОЕ – ПРО ОХОТУ И ПИРАТА
Отец любил утиную охоту, как Зилов у Вампилова, то есть безрезультатно, но истово. Не помню, как у нас появилась собака, сеттер-гордон. Не уверен, что он был чистопородным. Но свободомыслия и независимости ему занимать не приходилось и никакой агрессии по отношению к людям. Отец его не учил, не умел учить, а мы, дети, только ласкались. Когда папаша первый раз вывел его на охоту, он разочаровался, а чего еще ждать. Собаку нужно натаскивать. Весь черный, большой, висят шелковые уши, хвост великолепный. Пару раз убегал, но потом возвращался. Весна, снежные островки, проталины. Я вывожу Пирата на прогулку на поводке, намотанном на руку. Что-то Пирата привлекло, и он рванул. Я не смог его сдержать, побежал, споткнулся. Проволок меня метров сорок и, как ни в чем не бывало, остановился. Отцу надоели побеги Пирата, и он посадил его на цепь в коридоре. Не помню, чтобы Пират как-то проявлял неудовольствие. Собака, он был себе на уме. Однажды летом, когда кто-то выходил из квартиры, я видел это, Пират рванул на улицу. Я не могу вспомнить, что он оборвал, но по логике это должен был быть ошейник. Через неделю я нашел его на нашей помойке, где он искал пропитание, и спокойно вернул его домой. Это, конечно, была радость, я его любил.
Отец был не очень удачливым в утиной охоте, но любил. Имел всякие прибамбасы. Дело доходило до того, что во время сезона, не имея отпуска, он заказывал на раннее утро такси, которое довозило его как можно дальше вверх по Ушаковке и после этой вылазки успевал на работу.
Правда, один раз нам его любовь обернулась боком. Мама была в командировке, а отец, вернувшись к вечеру после дня открытия охоты принес чирка, ощипал и сварил суп. Что-то было не интересно есть этот суп, но он сказал, что не выпустит нас из-за стола, пока не доедим, его добыча. Позже он сознался, что подстрелил его не он, а нашел в траве.
ВОСПОМИНАНИЕ ВОСЬМОЕ – ПРО РЫБАЛКУ С ДЯДЕЙ ПЕТЕЙ
У нашего соседа, Петра Петровича Будаева был мотороллер “Вятка”, затем мотоцикл “Урал” с люлькой. Но я вспоминаю одну показательную с ним рыбалку. На мотороллере мы поднялись немного в верховье Ушаковки. Оставили мотороллер. Дядя Петя выбрал заводь. Все снасти были его, общая банка с червяками. Почти синхронно у нас поклевка. Дядя Петя тащит хариуса, а я мольку. Правда, один раз я поймал гальяна. Выловив штук пять хариусов, дядя Петя решил сменить место. Оставив меня на открытом месте у берега, сказал, что немного прогуляется вглубь, там были заросли. Его не было часа два, но за это время я успел сбросить якобы клеща, поплакать от испуга, что меня бросили. Подъезжая к дому, дядя Петя остановился, дал мне два хариуса и попросил сказать родителям, что я их сам поймал.
Дядя Петя — слева
Последние две фотографии сняты позже.
ВОСПОМИНАНИЕ ДЕВЯТОЕ – ПРО ЛЫЖИ
Не знаю как сейчас, но в мои детские годы всего полтора километра отделяли мой дом от великолепных лыжных трасс. Многократно один, пробежав на лыжах по плоскости, поднимался на холмы, трудно назвать их горами, в лес. Особенно приятно это было делать в начале весны, когда не холодно, но снег скользит. Замечательно, поднявшись метров двести в гору, затем катиться те же двести метров под гору. Был какой-то праздник, фирма “Ангара” организовала выезд в пионерлагерь “Энергетик”, расположенный в районе мест моего индивидуального катания. Мама и я пошли на лыжах, отец пешком, а сестра каталась на больших санях, которые были сделаны фирмой в двух экземплярах. Одни мы затем забрали в свой двор, на которых совершали довольно опасные спуски с крутых гор. Однажды, все четверо оказались под санями, но, к счастью, отделались легкими ушибами.
ВОСПОМИНАНИЕ ДЕСЯТОЕ – ПРО СПОРТ
Недалеко от дома находился стадион “Динамо”. Как говорилось, там был один из лучших велотреков в Союзе. Помню, что были мелкие международные соревнования, висели флаги соцстран. А мы иногда гоняли на великах. Записался я в конькобежную секцию “Динамо”. Мне купили норвеги, б/у. Случились соревнования на стадионе “Труд”. Я отказывался, но тренерша сказала — надо. У меня короткая дорожка. Старт. Царапаю по льду, падаю, скольжу, поднимаюсь, качусь. В середине круга свободный от снежного барьера промежуток, метров 15. Помощник судьи машет мне флажками, а я качусь дальше по короткой дорожке, правда, уже без разницы. С опозданием соображаю, о чем это он. Переползаю через полуметровый снежный барьер и спокойно качусь к финишу занятий в секции, что-то мне не захотелось продолжать.
Наш класс играл в хоккей. Я играл на норвегах.
ВОСПОМИНАНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ – ПРО ФАНТОМАСА
Поехал я летним утром посмотреть кино в кинотеатре “Гигант”. Ничего не говорящая мне афиша, ФАНТОМАС. Это было все. Не терпелось поскорее с кем-то поделиться. Во дворе стал собираться вокруг меня народ. Послышались упреки, почему я никого не позвал. На следующий день толпа рванула в “Гигант”. Я тоже не отказался еще раз посмотреть.
Поднял с земли ручку от двери грузового автомобиля. Пацаны из соседнего дома спрашивают, откуда это. Я придумываю, что мол ходили вверх по Ушаковке и наткнулись на машину. Ага. Через несколько дней один из них говорит, что знает, чья это машина и мне придется отвечать. Какая-то не смешная шутка у меня получилась. Ерунда, но я рефлексировал.
ВОСПОМИНАНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ – УШАКОВКА
Не знаю для чего вырыли на Ушаковке котлован. Больше никогда не видел шагающего экскаватора. Несколько ближе к нашему берегу остался маленький островок, метров 10 в диаметре. Напротив него я учился плавать, по-собачьи. Но после того, как я с трудом доплыл до островка (глубина была выше головы), решил, что плавать я умею. Здорово было начинать заплыв от впадения Ушаковки в котлован, доплывать до островка, позагорать, доплывать до берега и по новой. Что-то нам на удочки ловились только гальяны, мольки, иногда пескари. Как-то пришли мужики в прорезиненных робах по грудь с бреднем. Прошлись немного ниже котлована и выловили штук пять хариусов.
ВОСПОМИНАНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ – ПИОНЕРЛАГЕРЯ
К счастью, довелось мне восемь раз посетить два пионерских лагеря, «Энергетик» и «Спутник», по одному сезону за восемь лет. После восьмого класса я ездил в «Спутник», уже будучи комсомольцем. Пионерлагерь «Энергетик» был от Иркутской ГЭС, которая обеспечивала квоту и для фирмы «Ангара». Каменные дома на один отряд, большое игровое поле со всякими спортивными и неспортивными прибамбасами, даже «гигантские шаги». Туда я начал ездить после начальных классов, и в первое время, мне это было грустно до слез. Правда, потом все устаканилось.
Пионерлагерь «Спутник» располагался на берегу реки Китой, рядом с одним из кварталов Ангарска. Он был в ведомстве Ангарской швейной фабрики, которая предоставляла квоты Иркутской сапоговаляльной. Там были деревянные бараки, но очень уютные, для отряда, или двух, если это не первый, старший, не помню, были разделены на две части, для мальчиков и девочек. Этот лагерь мне очень нравился. Купаться в Китое было запрещено, но нас водили недалеко на приток, кажется, Теплая речка. Прыгать с двухметровой высоты в теплую воду — замечательно.
Почти все забылось, кроме общих очертаний, описанных выше, и нескольких эпизодов.
«Энергетик». Наверное, не могло мне быть 8 лет, когда я, впервые, от соотрядника узнал про песни Высоцкого. Все же, я думаю, это было до 12 лет. Нас посылали дежурить у калитки, по двое, видимо, наш отряд был расположен рядом. Для дежурных там стоял грибок. Как-то этот парнишка спел про «… там кикиморы живут … Чуду-Юду я и так победю … На Тау-Ките …». Он наизусть знал несколько песен. Я замучил его просьбами спеть еще раз. Наверняка, его семья имела магнитофон. Еще, на одном из наших с ним дежурств я в первый и последний раз в жизни увидел бурундука.
«Энергетик». Проводилась у нас какая-то эстафета. Я уже радовался тому, что меня взяли в команду. Мне предстояло пришить пуговицу. И я ее пришил, всеми возможными способами. Жюри не зачло — нужно только крестиком или параллельно.
«Энергетик». Приехали в наш лагерь гости из дружественной соцстраны, мне кажется, что из Чехословакии. Вожатая стала записывать данные для передачи гостям, чтобы организовать переписку с их ребятами. Подходит моя очередь, называю имя, фамилию, адрес. — Слюдянская? — Да. — Не подходит.
«Спутник». Вряд ли это было до 1967, но надо заканчивать с лагерями.
Ходил я в любимцах у одной пионервожатой, у которой был друг, который водил грузовик. Как-то, когда он что-то привез, мы с ней подошли к его машине. Они любезничали, а я повернул зеркало заднего вида и стал причесываться. Ох, как я от него убегал.
Сидим мы за столом на обеде, я, Игорь и две девочки. Игорь обращается к одной: — Как правильно пишется твое имя? — Жанна. — И я вот Игорехе советовал наколоть Жанна, а он наколол Джанна.
Больше запомнилось, естественно, из моего последнего комсомоллагеря. Купили мы с Игорем в квартале, как говорилось, бутылку сухого красного. Сон-час. Пионэрвожатая вывела нас на поляну с одеялами и подушками. Отдыхаем, типа, спим. Сколько мы пролили не помню. Но, вроде бы, все обошлось.
В конце сезона человек пять решили переплыть Китой за лилиями для девочек. И в сон-час сплавали и принесли лилии. Хотя были замечены, но кроме выговора больше ничего не последовало.
