Весной, где-то в районе 1980 года, мой друг Сергей предложил поехать в отпуск на заготовку паданки кедра (то есть, ореха из опавшей за осенне-зимне-весенний период шишки сибирской сосны). У него были хорошие знакомые в Качуге, работавшие в ПОХе (ПОХ — промыслово-охотничье хозяйство). Прошлой осенью урожай шишки был не ахти каким, поэтому ему гарантировали, что весной, наверняка, будет свободный участок. Дело в том, что этот кедровник был поделен на участки, закрепленные за работниками ПОХа. Забегу вперед и скажу, что той весной в кедровник зашли только мы и наши знакомые. Это — как официальные представители. Еще об одной группе, условно, браконьеров расскажу в свое время.
      Наметили ехать после майских праздников, впереди оставалось недели две. Что-то из еды купили в Иркутске (основное докупали в Качуге), ну попить, покурить, подходящую одежду (куртку, телогрейку, обязательно резиновые сапоги), у меня были два матерчатых спальника, котелок, чайник, кружки, ложки, миски, также прихватил двустволку, типа, для охоты.
      Пока дорабатывал последние дни перед отпуском произошел случай, чуть не помешавший намеченной экспедиции. Как-то мы с Геной Брагиным выпивали у меня на квартире. В процессе задумали помериться силами, побороться. Ну и Гена намял мне бока. На следующий день ощутил заметную боль где-то в ребрах, особенно, при касании. Опаньки. Вдруг ребро сломано, а ведь надо будет месяц тяжести таскать. И надо же, на обеде в столовой радиозавода я встретил Игоря Козлова, с которым мы подружились в пионерском лагере “Спутник”, на Китое, под Ангарском. Оказалось, он работает врачом в “шестерке”, зоне на Синюшке, а сюда ходит обедать (правда, я его там больше никогда не встречал, кажется, он собирался увольняться). Игорь, когда я рассказал про ребро, предложил сходить в его медсанчасть и показаться, по его словам, хорошему хирургу. Он меня как-то провел на территорию (помню, охрана, шлюз между последовательно раздвигающимися решетками). Врач ощупал меня и сказал, что это просто ушиб. Навязали мне три перцовых пластыря, один из которых сразу наклеили. Ребята, большое спасибо.

          Итак, отправились мы на автобусе в Качуг. В Качуге остановились в доме у Серегиных хороших знакомых. Вечером было небольшое застолье. Мне запомнилось, как хозяин дома рассказывал про свои охотничьи дела. Весь год он работал в ПОХе, кем-то главным, кажется (кажется – ключевое слово в этом рассказе, ведь прошло около 40 лет, а пишу по памяти).

          Так вот, он брал зимой отпуск на 3 месяца для охоты, при этом должен был выполнять план по сдаче пушнины, а что добывал сверх плана имел право оставлять себе. Забрасывали его на место вертолетом и только через 3 месяца прилетали за ним. При таких условиях, говорил он, нельзя отказывать себе в хорошей еде: и сгущенка, и конфеты “Белочка”, кофе, и не помню, что еще.
         В Качуге мы запаслись (под запись, в счет будущей сдачи ореха) хлебом (кажется, один мешок), мешками (штук 100), тушенкой, чаем, сахаром и, возможно, еще чем-то. В экспедицию мы отправились вместе с четырьмя товарищами: отец, двое его сыновей и племянник, тот, в доме у которого мы переночевали. Чтобы не путаться, в дальнейшем это пусть будут Петр Петрович, Вася, Коля и Витя.
          Отправились мы в дорогу на ЗИЛ-157 с лебедкой (это важно), за рулем – Петр Петрович. На снимке самый похожий автомобиль, из тех, что я нашел в Интернете. Кстати, и остальные фотографии, кроме одной, взяты из Интернета. Фотографии помогают как-то лучше почувствовать атмосферу.

          И поехали мы вот по этой дороге.

          Проехали Шишкинские писаницы.

          Проехали поселок Верхоленск, где я когда-то был на сельхозработах от радиозавода.

          Один раз перед машиной дорогу перебежала косуля — это уже сигнал из тайги. И вот мы доехали до паромной переправы через Лену. Забыл какое там было село и Гугл-карта не помогла вспомнить.

          Паром был на другой стороне, и мы решили перекусить. После парома мы переехали через мелкую речушку, после которой начинался подъем. Удивительно, вроде небольшой перепад высот, сотня-другая метров (может и больше – кто считал), а климат резко изменился. Из весны мы попали в зиму.

          Дорога, по-зимнему, была легко проходима, к тому же, мы ехали налегке. На плато, хотя климат был одинаков, имелись свои возвышенности и низины. Мы доехали до стоянки наших партнеров, которая была на вершине, и там разгрузились. Уже стемнело. Все было в снегу, и не малом. Мы с Серегой взяли самое необходимое и в сопровождении Васи по лесной дороге спустились к нашей зимовьюшке. Почему не зимовье, а зимовьюшка? Это по сравнению с зимовьем наших товарищей. У них прямо хороший деревенский дом, огромный бункер из бревен для складирования шишек, вышка для отвеивания с помощью привода от бензопилы, печь для каления на два мешка орехов.

          Внутри, посредине, у дальней стенки была печка из бочки, над которой был закреплен маленький столик. По обе стороны от печки — лежаки. Все очень даже прилично. Дрова мы пилили из сухостоя. Для организации рабочего места требовался свежий материал, но, при этом, мы строго соблюдали правило не трогать кедры. Рядом протекал ручей, имевший несколько рукавчиков. На время прибытия, а это было в начале мая, он был покрыт ледяной коркой с прогалинами.

          На следующий день нам показали границы участка. Где-то посредине между зимовьем партнеров и нашим, несколько ближе к нашему, находился наш бункер, прямоугольное углубление в земле, укрепленное тонкими стволами. В конце концов, мы его заполнили с крышкой, ссыпав туда мешков 150 шишки. Кроме бункера, оборудования на участке не было. Мы обшарили несколько участков в поисках инвентаря. В результате у нас появилась машинка для дробления шишек и сито.

           А тем временем стал сходить снег. Солнце ярко светит, вдоль нашей дороги бежит ручей. В этом ручье уже находим немного шишек. Это не осенние шишки, которые одним цветом, только может быть форма и размеры разные. А здесь разнообразие цветов и оттенков. Это зависит от того, когда упала, на какую почву упала.
          В Ленинграде я часто останавливался у Ивана Иосифовича и Клавдии Васильевны, моей двоюродной бабушки. Иван Иосифович был отменным копиистом-любителем, бывшим военным. “Девочка, бегущая от дождя» висела у них в квартире и навсегда мне запомнилась. И вот я решил отобрать самые оригинальные шишки и отослать ему, для натуры (подумал, а может быть, увидев эту красоту, попробует включить свою собственную фантазию).
          Таких набралось в конце штук десять — они были нечто. Отбирал самые живописные.
          И вот начался период сбора. Мы отрезали по полмешка, привязали к ним лямки (назовем это сооружение авоськами), чтобы носить за плечом. Берем с собой еще по пустому мешку, собираем шишки, наполняем авоську, пересыпаем в мешок. Мешок наполнился – несем на базу, ссыпаем в бункер и дальше по кругу. Это не роща. Еще туда-сюда на высотке, где почти нет подлеска и поваленных деревьев, а в низинах черт ногу сломит. Перелезаешь через поваленные деревья и, порой, теряя ориентиры, долго ищешь оставленный мешок.

          Но, если вдруг попадется на пути кедр в три обхвата, наверняка на высотке, то можно было собрать до трети мешка шишек. Такие кедры осенью колотом не отстукаешь, и даже в неурожай с них упадет к весне шишек мама не горюй. Один раз, после такой находки, я присел напротив такого дерева перекурить. И тут сверху сбежала по стволу белка, осмотрелась, возможно, не увидела на земле шишек, снова взбежала на несколько метров вверх, опять спустилась вниз, спрыгнула на землю и ускакала.

          Хочу вспомнить моего дядю, дядю Геню, Козьминых Геннадия Александровича. На фотографии он справа. Наверное, он тогда был студентом Иркутского мединститута. Плохое качество фотографии. Но, когда это было.

          Самое лучшее в досуге: после вечернего чая закурить и поболтать.
          Смешной случай. Партнеры пригласили Серегу на посиделки, он ушел, а я в это время сидел около нашего бункера. Вдруг, меня кольнуло что-то под лопатку (или мне показалось). Май, клещ. Воображение заработало. Не спал всю ночь, ковырялся в спине. Истыкал подозреваемое место. А руки в смоле. Наутро Сергей обматерил меня и все прошло.
          Первые дни мы ползали в указанном нам районе, но вскоре поняли, что поле свободно. Еще не успели мы это осознать, как за нами был послан гонец от Петра Петровича, появились варяги. Непоховцы заняли зимовье и окучивают кедровник ПОХа. Мы с Сергеем – свидетели (и не в последний раз), а также, как дополнительная физическая сила. Видим, несколько парней, у них мешков десять шишек в россыпи и Петр Петрович, читающий проповедь о нарушении правил. Волею ПОХа он изгнал их с территории, конфисковал собранные ими шишки, которые мы затем закидали в его ЗИЛ и увезли на его участок. На следующий день Петр Петрович убыл на ЗИЛе в Качуг, чтобы потом вернуться на лошади для помощи своей команде для завершения сезона.
          Шли дни. Мы собирали шишки и строили эстакаду под неотвеянный орех. Нам обещали отвеять и покалить его на участке наших друзей. В результате нашей первичной обработки мы имели мешков 60 на эстакаде.
          Но, это потом. Работали мы с Сергеем асинхронно: собрал мешок, ссыпал, покурил и вперед. Сижу я на базе (где бункер), покуриваю. Вдруг, вижу, сверху бежит Коля и на ходу спрашивает, не видел ли я отца, вроде, он слышал звук двигателя. Я только и успел сказать, что нет. Через несколько дней приехал Петр Петрович на лошади. А от Коли никаких вестей. Родственники гадали разное, притом, что Коля был наркозависимым. Я от Сереги узнал, что перед тем, как он пробежал мимо меня, он пытался спалить свое зимовье. И вот. Приходит к нам на базу Витя и просит быть свидетелями, т.к. мы не родственники. Тело Николая, в одних трусах, случайно, нашли в кедровнике. Видимо, у него поехала крыша, он попытался перебраться через речку, заблудился ночью и замерз. Что делать? Наши друзья погрузили тело на лошадь и пешком отправились к шоссе. Сотовых в то время, естественно, не было. А Сергея попросили до их возвращения пожить в их зимовье.
          На следующий день после их отъезда, где-то в середине мая, выпал мокрый снег, сантиметров 15. Мы за полчаса скатали двухметровую снежную бабу и выпили (актированный день). На следующий день от снега и следа не осталось.
          Через несколько дней вернулись парни. К концу мая мы перекрутили шишки, просеяли, и сложили мешки на эстакаду. Сверху от дождя прикрыли лапником. Приехал Петр Петрович на машине. Парни обработали свои шишки, затем Петр Петрович на машине поднял наши на свою базу. Мы начали их отвеивать. А технология такая: чем полнее орех, тем ближе он падает от вентилятора, не говоря уже о трухе, которая улетает дальше всего. Мы с Сергеем не брали пустой орех, хотя он, внешне, выглядел также, как и полный. Когда наши партнеры предложили нам сдать в ПОХ часть их ореха вместо нашего, мы не могли отказать. Их мотивация была в том, что большую часть они предназначали для розничной продажи. Помните, мешок ореха и граненый стакан на рынке? Но пять мешков своего ореха мы оставили себе для вывоза в Иркутск.
          Отвеяв каждые два мешка орехов, мы рассыпали их на печи. Печь состояла из двух решеток, каждая где-то 2 на 3 метра. Одна половина, собственно, для каления с печкой, сделанной из бочки с отверстиями, установленной под решеткой, другая – для охлаждения. Орехи при калении нужно было периодически перемешивать. Ну, допустим, калим час (наугад, не помню), каждые 5 минут перемешиваем двухметровой “шваброй”. По окончании часа переталкиваем на половину для охлаждения. Остывшие орехи засыпаем в мешок под зашивку, т.е. зашивали иголкой с ниткой под верхнюю кромку. В результате каждый мешок весил, практически, 60 килограмм, как выяснилось в ПОХе, а в итоге у нас получилось полторы тонны. Так как отъезд был назначен на следующий день, мы проработали всю ночь без сна. Сергей, как вы узнаете в дальнейшем, оказался более выносливым, а я начал засыпать на ходу.
          Позавтракав, загрузили сначала мешки партнеров, потом наши, а мы устроились сверху, но ехали мы на машине недолго. Дорогу развезло, а в кузове несколько тонн. Выручала только лебедка. Вытягиваем вчетвером трос (в диаметре около сантиметра), где-то метров 30-40, цепляем за подходящее дерево и ждем, когда лебедка скрутит трос, конечно, при работе всех ведущих колес. И так, практически, постоянно. Раза три рвался трос и приходилось его связывать, а один раз обломился крюк. Я услышал около уха свист, прошел вдоль линии машина-ухо и нашел обломок. Не стоило там стоять. К вечеру, пока вытягивался трос, я начал кемарить на ходу. А когда солнце село я просто падал в траву в эти минуты отдыха, но снова вставал, когда надо было тянуть трос.
          Остановились на ночевку. Серега сказал мне, что ему за меня стыдно. Меня могли и потерять в траве. Мол мне бы надо было забраться в кузов. Спорно.
          Наутро, я уже был в порядке. Целый день тащились на лебедке и в сумерки добрались до речушки. Пошел снег, и это в первых числах июня. За речкой был сенокос, а на краю стояла одинокая огромная ель, постепенно покрывающаяся снегом. Нижние ветки росли на высоте выше человеческого роста, и мы стояли под ней и курили, пока Петр Петрович медленно подъезжал к сараю для работников.
          На следующий день Петр Петрович сказал, что с таким большим грузом мы не сможем выбраться. Решили, что наш орех мы оставим пока здесь, а через несколько дней за нами приедут. Мы выбрали полянку в лесу и стаскали туда наши мешки. Прямо, как настоящие индейцы, замаскировали, прикрыли лапником.
         Внутри сарая были палати человек на 10 и стол. На следующий день, когда уехали наши друзья, у нас появились соседи. Это были ребята -“браконьеры”, наши старые знакомые. Не было никаких прямых столкновений, может быть потому, что они не считали нас ответственными за действия Петра Петровича. По их словам, орех они все-таки заготовили, но судьба им не пофартила: сгорело зимовье с утварью и одеждой и трактор “Беларусь” не смог проехать по дороге, по которой проехал наш ЗИЛ. Мы проложили колею в полметра глубиной. Верить или нет, но они сказали, что прорубили обход по лесу.
          Улеглись мы спать на полатях вместе с новыми соседями (почему-то их было только двое). Сергей заснул, а я стал прислушиваться, как эти двое все время шепчутся. Заподозрил, что они рассуждают, что мы здесь остались не просто так. Вывод налицо. И надо же, встали, кроме Сереги, как пионеры, в 5 утра. Жалуются, что холодно. Я одному черту дал свитер (одно название). Говорю, что на охоту пошел. Взял ружье и быстренько на наш схрон. Сижу и думаю, а что делать, если на самом деле припрутся. Аж дрожь берет. Часам к 10 успокоился и решил взаправду походить по лесу. Такие виды в этом распадке. Метрах в 400-х увидел кого-то, решил, что кабаргу. Идет себе и ничего, кажется, не боится. Дикая природа.
          Пришедши в сарай, я поговорил с Серегой, и мы решили обосноваться рядом с нашим схроном. К счастью (или несчастью) мы нашли готовый прошлогодний шалаш и прекрасно в нем обустроились. Нам оставалось только ждать и периодически проведывать наше достояние. Сиди, кури. Нет, я, как Шарик, пошел на охоту. Блин, сидит заяц, серый. Я открыл рот, поднял ружье, заяц пошел, закрыл рот, заяц убежал. Иду дальше. На ветке сидит куропатка (в моих глазах). Выстрел. Подхожу, смотрю. Голубок. И так три раза. Пришел к шалашу, Сереги нет. Набрал в котелок воды, подвесил, в костер набросал побольше дров и пошел к ручью ощипывать голубей. Слышу что-то глухое, но похожее на Игорь (в лесу 50 метров, как полметра поролона). Бегу. Все горит. Бегаю к луже с котелком. Мрак. Шалаш горит. Выхватил ружье с патронташем. Вроде потушили. Проезжали ребята на тракторе, спрашивали, нужна ли помощь. Спасибо, уже не нужна. Сгорели спальники, моя телогрейка, хорошо, Серж свою не снимал. Про элитные шишки. Они были завернуты в мою рубашку. После термообработки цвет у них фотошопился от нее, а запах стал специфическим. Ну что, говорю, давай орехи пощелкаем. Сидим мы на бревнышке, напротив бывшего шалаша, и щелкаем орешки из бывших красивых шишек. А шалаш стоял рядом с деревом, где-то с метр диаметром, сколотым, по-видимому, молнией. Дерево полое, снизу щели, а наверху живая ветка. Через полчаса видим, как из этого дерева вырываются языки пламени. Мама миа. Через час ветка отгорела и упала. Пошли к трактористам за помощью, свалить дерево. Идиоты (это про нас).
          На следующий день приехал Петр Петрович на тракторе “Беларусь” с прицепом. Загрузили, поехали. Мы то, более-менее, но по дороге нам попался гусеничный трактор по кабину в луже. От умных советов трактористу веселее не стало.
          Не помню, как и сколько получили денег в Качуге, но через пару месяцев Сереге привезли 5 наших приватных мешков ореха. Серж продал 3 мешка в ресторан по цене раза в три больше, чем при сдаче, и по мешку на руки. Я заполнил 3 посылки (по тому времени стандартный фанерный почтовый ящик), а остальное брали из мешка, по крайней мере, до нового года.

Байкал, Ольхон, Иркутск — мои фотографии на Ольхоне фотографии на Ольхоне